В 1868 г. землемерно-таксаторские классы были ликвидированы, и Эдуарду Игнатьевичу снова пришлось искать работу. Почему в Вятку? Константин Эдуардович как-то упоминал, что перевестись в Вятку ( в наст. время г. Киров) отцу помогли добрые знакомые. Известно, что в Вятке достаточно долго служил брат Эдуарда Игнатьевича Нарциз Игнатьевич Циолковский, который мог посоветовать ему переехать в город, где была большая польская община.

Из ходатайства управляющего государственными имуществами Вятской губернии В.В. Юзефовича Вятскому губернатору: «По собранным мною сведениям чиновник Циолковский хорошей нравственности, благонадежен, способен и служа прежде лесничим и делопроизводителем лесного отделения с особенною пользою может исполнять должность столоначальника. Конфиденциальный отзыв, данный о нем директором Рязанской гимназии, также удовлетворителен…». 3 октября 1868 г. вятский губернатор дал согласие на определение Э.И. Циолковского с 30 ноября 1868 г., о чем было дано знать в Рязань. Итак, он получил назначение на должность столоначальника лесного отделения Управления государственными имуществами Вятской губернии. Семье пришлось снова отправляться в путь.

…Старая захолустная Вятка второй половины Х1Х века. Многочисленная семья чиновника Лесного ведомства Циолковского жила небогато. Циолковские сняли квартиру в большом двухэтажном доме «купеческой жены Пелагеи Гавриловны Шуравиной на Преображенской улице» (в наст. время в нем открыт «Музей К.Э. Циолковского, авиации и космонавтики»). Новое жилье состояло из нескольких просторных комнат с большими окнами. Радовал детей большой уютный двор с закоулками, где можно было играть в прятки. Были у Циолковских и соседи, которым хозяева сдавали комнаты не только в доме, но и во флигеле, стоящем во дворе.

«Там была прекрасная многоводная река. Летом купались. Тут я выучился плавать. Мы пользовались свободой, ходили, куда хотели…», — много лет спустя вспоминал ученый. Однажды, с приятелем затеял рискованные прыжки с льдины на льдину. «Скачем по льдинам. Между льдинами сильно засоренная вода, которую я принял за грязную льдину. В эту воду я провалился. От холода разинул рот. Ко мне спешит на помощь товарищ, попадает в эту же ледяную ванну и тоже раскрывает рот. Эта маленькая неудача и спасла нас. Лед еще стоял. Мы выкарабкались из воды и побежали домой сушиться. Не будь этого купания, мы дождались бы движения льда и наверняка после катания утонули бы».

Еще одно воспоминание: «В городе был хороший сад. В нем громадные качели на 10 человек: очень тяжелый ящик на веревках со скамьями. Вздумал я этот ящик покачать. Раскачал, а удержать не смог. Перегнул он меня в дугу, но спинной хребет все же не сломал. Несколько времени я лежал, корчась от боли. Думал, умираю. Но все же скоро оправился и пошел с братом домой».

Любил лазить на заборы, крыши и деревья. Прыгал с забора, «чтобы полетать». Однажды Костя забрался на высокую колокольню и задумал покачать кирпичную ограду: «На святую пасху мальчики лазили на… колокольню звонить. Увязывался и я, но не звонил, а взбирался выше, на самый балкончик. Вид оттуда был прекрасный. Я был один. Никто не дерзал туда лазить. Мне же это доставляло громадное удовольствие: все было под ногами. Я то садился, то стоял, то ходил кругом. Вздумал однажды покачать кирпичную ограду. Не только она, но и вся верхушка закачалась. Я пришел в ужас, представив себе мое падение со страшной высоты. Всю жизнь потом мне… снилась эта качающаяся башня. Все же я жалел, что ход на башню был потом заделан».

Через много лет в художественный фильм «Взлет», посвященный Циолковскому, создатели фильма ввели образ высокой фантастической башни, на которой ученый бывал то один, то с группой детей. Фантастической ли? Ведь мечта о высоте, о полетах не оставляла Константина Эдуардовича всю его долгую жизнь.

Вскоре после переезда на семью обрушилось огромное горе — умерла Мария Ивановна, которой не было еще и 40 лет. Семья осиротела, а Костя лишился своей главной опоры. «Ни гувернанток, ни бонн, ни нянек, конечно, у нас быть не могло. Близкие сокрушались о моем положении, но сделать ничего не могли: мать умерла, отец поглощен был добыванием средств к жизни, тетка (сестра матери, которая жила в семье Циолковских) сама была малограмотна и бессильна. Этот трехлетний промежуток, по моей несознательности, был самым грустным, самым темным временем моей жизни», — писал Циолковский.