Из истории научного наследия К.Э. Циолковского

Доклад заслушан на Седьмых Чтениях К.Э. Циолковского (Калуга, 1972 г).
Публикация: Варваров Н.А. Из истории научного наследия К.Э. Циолковского // Труды Седьмых Чтений, посвященных разработке научного наследия и развитию идей К.Э. Циолковского (Калуга, 14 – 18 сентября 1972 г.). Секция «Исследование научного творчества К.Э. Циолковского». – М.: ИИЕТ, 1973 – С. 110 – 125.

Текст статьи незначительно сокращен.

В своем историческом послании в Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза Константин Эдуардович писал: «Все свои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и Советской власти — подлинным руководителям прогресса человеческой культуры. Уверен, что они успешно закончат эти труды» (1).

Свое завещание Константин Эдуардович писал 13 сентября 1935 г., а 19 сентября, в 22 часа 34 минуты, на 78 году славной жизни, перестало биться сердце великого гражданина Земли Русской (2).

Научное наследие, оставленное нам Циолковским, безмерно. На следующий день после его смерти было подписано Постановление Центрального Исполнительного Комитета и Совета Народных Комиссаров СССР об увековечении его памяти. Наряду со многими мероприятиями в Постановлении предлагалось Главному Управлению Гражданского Воздушного Флота издать труды К.Э. Циолковского (2а). В соответствии с этим Постановлением все его научное наследие было передано Аэрофлоту.

Руководство Аэрофлота поручило своему научно-исследовательскому институту обеспечить хранение и доукомплектование архива за счет поиска и приобретения новых материалов, относящихся к жизни и деятельности Циолковского, а подготовку к изданию его научного наследия возложило на специальную комиссию, в состав которой был включен и Борис Никитич Воробьев, исполнявший обязанности первого начальника архива Циолковского (3).

Основанием для этого явилось то, что Воробьев с 1930 г. работал в системе Аэрофлота в должности начальника производства Дирижаблестроя и руководил цехом по постройке цельнометаллического дирижабля Циолковского.

В период с 1936 по 1938 год Начальник Гражданского Воздушного Флота (ГВФ) тов. Ткачев трижды приказами назначал председателя комиссии по подготовке к изданию научного наследия Циолковского. Сначала был назначен И.Р. Гроза (3), затем его временно заменил Адамович (4), а после него эти функции были переданы А.А. Лаврентьеву (5).

Вполне понятно, что такая частая смена председателей комиссии не способствовала выполнению поставленной задачи. Если к этому добавить, что руководство НИИ ГВФ (М.Д. Авербах) выделило для размещения архива не приспособленное подлестничное темное и сырое помещение, то станут вполне очевидными трудности в работе начальника архива.

И все же, несмотря на это, Б.Н. Воробьев проделал огромную работу по обработке архива и его доукомплектованию за счет приобретения новых материалов. Он произвел инвентаризацию печатных произведений, рукописей, чертежей, схем и составил аннотированный перечень их, выполнив исключительно большую по объему и научной сложности работу.

Путем изучения фондов Государственных архивов (Москвы, Ленинграда, Калуги и др. городов), библиотек им. В.И. Ленина в Москве и им. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, а также за счет приобретения различных материалов, находящихся в частных (личных) архивах, Воробьев значительно (почти в два раза) (6) увеличил количество материалов, относящихся к жизни и деятельности Циолковского.

На основании тщательного исследования собранного им фонда он определил основное содержание шести томов «Собрания сочинений» К.Э. Циолковского (6) и с согласия командования Аэрофлота привлек к участию в разработке научного наследия Циолковского виднейших ученых и специалистов: академиков А.Е. Ферсмана, А.И. Опарина, В.Г. Фесенкова, члена-корреспондента Академии артиллерийских наук М.К. Тихонравова, профессоров Б.М. Земскова и В.А. Семенова (7).

На основе имевшихся материалов Воробьев подготовил и выпустил в свет мемориальный сборник, посвященный памяти Циолковского (8). В него вошли: полная автобиография ученого и некоторые его работы; статьи специалистов по главным разделам его творчества — ракетам и дирижаблям.

В 1940 г. в серии «Жизнь замечательных людей» издательство «Молодая Гвардия» выпустило в свет книгу Б.Н. Воробьева «К.Э. Циолковский» с предисловием академика А.Е. Ферсмана (10). Еще до издания работа эта в рукописи была удостоена первой премии К.Э. Циолковского, установленной Советским правительством. Эта книга получила широкую известность. Всесоюзным обществом культурных связей с заграницей она была переведена и издана в США, Англии, Франции и некоторых государствах Южной Америки.

Б.Н. Воробьевым был составлен библиографический указатель всех напечатанных произведений с подробными аннотациями, библиографический перечень рукописей К.Э. Циолковского и выполнен ряд других важных работ, связанных с увековечением памяти К.Э. Циолковского (6).

Таким образом, Воробьев за сравнительно короткий срок выполнил огромную научно-исследовательскую работу по доукомплектованию и разработке научного наследия Циолковского. И вполне закономерно возникает вопрос: почему он с такой любовью и энтузиазмом все это сделал? В поисках ответа на него мне удалось установить следующие важные факты.

Успешно закончив в 1909 г. политехнический институт, Б.Н. Воробьев сразу же включился в конструкторскую работу по созданию отечественных самолетов и моторов, выполняя напряженную производственную работу по конструированию и летным испытаниям самолета «Россия». В 1909/1910 г. он явился одним из инициаторов и основателей научно-технического журнала «Вестник воздухоплавания», ставшего впоследствии самым значительным и распространенным из русских авиационных журналов. В числе его постоянных корреспондентов были наиболее передовые деятели русской авиации ее начального, так называемого, «героического периода». Среди них — Н.Е. Жуковский и С.А. Чаплыгин, П.Н. Нестеров, А.Г. Уфимцев, Н.А. Рынин, Н.А. Морозов, В.А. Слюсарев и многие другие, имена которых вошли в славную историю отечественной авиации и воздухоплавания.

«Приступая к изданию журнала, — пишет в своих воспоминаниях Воробьев, — мы, в сущности, еще очень мало знали, кто и где в нашей стране работает над вопросами летания… И вот в процессе этих розысков я познакомился с большой и серьезной работой неизвестного мне дотоле автора — К. Циолковского: «Аэростат и аэроплан», печатавшейся в 1905-1908 годах в журнале «Воздухоплаватель», но почему-то прерванной на самой интересном месте.

Содержание статьи, написанной на высоком научном уровне, всестороннее обоснование в ней идеи устройств цельнометаллического дирижабля говорили о больших познаниях автора в этой области. Запрос, сделанный мною редактору-издателю этого журнала — полковнику Ю.Н. Горину, не дал ничего. Полковник сообщил лишь, что автор этой статьи — школьный учитель в г. Калуге, самоучка, полуглухой, большой фантазер, занимающийся разработкой самых фантастических проектов…

Я начал розыски через знакомых в Калуге. и наконец нашел адрес Циолковского и направил ему письмо с просьбой сообщить, на какую тему он мог бы написать для нашего журнала статью. Ответ пришел скоро, и наш небольшой коллектив редакции был им положительно ошеломлен. В своем письме Циолковский сообщал, что он хотел бы поместить в нашем журнале вторую часть своей работы, начатой печатанием в пятом номере большого петербургского журнала «Научное обозрение» за 1903 год, но оставшейся неоконченной в виду закрытия этого журнала жандармскими властями. Название работы – «Исследование мировых пространств реактивными приборами». Первая, напечатанная, часть ее представляет теоретический анализ и обоснование проблемы. Вторая же, оставшаяся ненапечатанной, которую он предлагал теперь нашему журналу, представляет дальнейшее развитие и практические выводы из первой.

«Общий дух работы, — писал Циолковский, следующий: человечество не останется вечно на Земле, но, в погоне за светом и пространством, сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство» (Подчеркнуто нами — Н.В.).

Эти пророческие слова, полные глубокого смысла, в наше время получили всенародное признание. Они эпитафией высечены на гранитном обелиске, возвышающемся над могилой Константина Эдуардовича Циолковского. Но мы не должны забывать, что в те далекие годы, когда они были произнесены, не многим из образованных людей был понятен этот революционный призыв, указывающий на единственно возможный путь проникновения человечества во Вселенную.

…Прочитав письмо калужского школьного учителя, раскрывавшего перед нами, перед всем человечеством совершенно новые, необозримые горизонты, мы долго молча смотрели друг на друга — до того все это было поразительно и ошеломляюще ново. Бросились в библиотеку за первой частью работы — никто из нас о ней раньше не слыхал. В ней мы нашли обоснование совершенно новой отрасли науки, которой можно было дать название «ракетоплавание» или, как называют теперь, космонавтика.

В Калугу Циолковскому немедленно ушло мое письмо с просьбой прислать статью, и она вскоре была получена, превосходно написанная и не требовавшая никакой редакционной правки. Печатание второй части статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами» началось в нашем журнале в 1911 году и продолжалось из номера в номер почти до середины следующего года» (9).

Первая встреча Бориса Никитича с Константином Эдуардовичем состоялась в апреле 1914 г. По приглашению Всероссийского аэроклуба Циолковский приехал в Петербург на III Всероссийский съезд воздухоплавателей, одним из учредителей которого был Б.Н. Воробьев.

«…Разыскав Константина Эдуардовича в дешевых меблированных комнатах у Московского (тогда Николаевского) вокзала, — пишет Воробьев, — я увидел пожилого, уже начинающего седеть мужчину, чрезвычайно вежливого и, видимо, крайне стеснявшегося своей глухоты: говорить с ним надо было очень громко, почти крича, что, конечно, осложняло беседу. Голос же у него был тихий.

Первым долгом он вынул из чемодана приятный для меня «гостинец»: преподнес мне с авторской надписью только что изданную им в Калуге новую работу — дополнение к напечатанному в нашем журнале «Исследованию мировых пространств реактивными приборами», а также показал рукопись научно-фантастической повести «Без тяжести», привезенную им для журнала «Природа и люди», где она в том же году появилась.

Говорить во время наших встреч в эти дни пришлось главным образом мне, потому что Константин Эдуардович забрасывал меня вопросами, которыми он старался выяснить ход и направление развития авиационной техники, хотя и сам знал — очевидно из литературы — о многом. Особенно его интересовал технологический процесс постройки дирижаблей и их эксплуатация; о способах соединения тонких листов металла он мог говорить без конца — так занимал его тогда вопрос о металлической оболочке…».

Участники съезда, гости и журналисты осматривали привезенные Циолковским и казавшиеся диковинными модели его цельнометаллического дирижабля. Они были изготовлены из тонкой латуни и жести, причем некоторые достигали двухметровой длины.

Спутник Циолковского, Павел Павлович Каннинг, помогал ему нагнетать в них воздух большим самодельным насосом, чтобы наглядно показать, как с изменением давления внутри оболочки она меняет форму и работает. Константин Эдуардович считал показ моделей дирижабля в действии очень важным для распространения своих идей в области воздухоплавания среди возможно более широкого круга людей. На этом съезде был зачитан доклад Циолковского о его цельно-металлическом дирижабле. Как только съезд окончился, Константин Эдуардович и сопровождавший его ассистент Каннинг поспешили домой. Провожал их Воробьев.

Так познакомились Б.Н. Воробьев с К.Э. Циолковским. Эта встреча сделала их соратниками на всю жизнь.

Это важное обстоятельство делает очевидным благородные мотивы мужественной и бескорыстной борьбы Воробьева за сохранение научного наследия Циолковского. В самом деле, что получилось бы с его бессмертными творениями, если бы Воробьев, а вместе с ним и многие другие наши соотечественники, не приложили бы в годы Великой Отечественной войны максимум усилий к сбережению этого уникального научного наследия?! Вот об этих самоотверженных советских людях я и хочу рассказать, основываясь на документах, которыми я располагаю.

Автор считает, что правдоподобное освещение события тех лет получили в воспоминаниях Р.И. Равинской, изложенных в ее письмах в 1960-1967 гг. к Б.Н. Воробьеву и автору статьи.

Вот что впоследствии рассказала и писала Борису Никитичу и автору статьи заместитель начальника архива Главного управления гражданского воздушного флота Раиса Исааковна Равинская (11, 12):

«Это было незадолго до начала Великой Отечественной войны. Помню, как однажды начальник нашего архива Ида Яковлевна Тартаковская, возвратившись из Научно-исследовательского института (ГВФ — Н.В.), куда она была командирована для обследования работы архива, рассказала мне, что в этом институте она познакомилась с интересным стариком, авиационным специалистом, который сидит в подлестничном темном и холодном помещении и при свете электрической лампочки разбирает архив. По его словам, это архив очень большого ученого — Циолковского. Он уверял меня в том, что эти бумаги имеют важное государственное значение, но никто из руководителей института эту документацию пока по достоинству не оценивает.

Узнав, что я член партии, он просил меня помочь ему. Я пригласила его к нам, он обещал в ближайшее время придти. Но чем мы можем ему помочь? — спросила меня Ида Яковлевна. Я тогда о Циолковском ничего не знала, но выслушав ее, я сказала, что помочь мы можем, хотя бы помещением. Да и он как авиационный специалист может быть нам полезным при написании «Истории развития гражданской авиации в России», над которой начала работать специальная комиссия Аэрофлота.

Через несколько дней пришел к нам Борис Никитич. Увидев две больших, светлых комнаты (в то время архивы, из-за недостатка хороших помещений, размещались, как правило, в подвалах) и наши специальные стеллажи и шкафы, на которых аккуратно лежали материалы, он, улыбаясь, произнес: «Вот это да!» «Нравится Вам у нас? — спросила я». «Да, лучше некуда, — ответил он». «Сколько Вам надо площади? Вот здесь Ваш архив поместится?» «Даже половины хватит!» «Тогда, Борис Никитич, никого не спрашивая, берите машину и привозите Ваши материалы к нам. Позвоните мне снизу, я спущусь и помогу Вам поднять их сюда (наши комнаты 612 и 613 находились на 6 этаже в д. 9 по улице Разина)».

Поблагодарив меня, Борис Никитич сказал: «Без разрешения руководства Института я не могу этого сделать». На это я ему ответила, что в связи с написанием специальной комиссией «Истории развития гражданской авиации в России» начальник Аэрофлота приказал сконцентрировать у нас все материалы, находящиеся в различных управлениях и отделах, разбросанных по городу. Поэтому Вам не надо ставить перед Вашим начальством вопрос о переезде к нам, так как оно может и не разрешить. Давайте решать эту задачу сами. Так и было сделано. Борис Никитич перевез свои материалы к нам.
Через некоторое время он включился в работу по написанию «Истории». Будучи у истоков развития отечественной авиации и одним из активных ее создателей, как до революции, так и при Советской власти, он оказался для нас хорошим помощником. Благодаря ему работа по написанию «Истории» развернулась широким фронтом.

Но внезапно для всех нас началась война. Моя начальница И.Я. Тартаковская ушла с мужем в народное ополчение, а я осталась вместо нее. Когда фашисты стали совершать разведывательные налеты на Москву, я получила приказ готовить архив Аэрофлота к эвакуации. В один из тех дней пришел Борис Никитич грустный и в удрученном состоянии и сказал мне, что Главное управление Аэрофлота отказалось эвакуировать архив Циолковского, потому что он находится на бюджете научно-исследовательского института, а руководство института не хочет его эвакуировать, потому что территориально архив располагается в Главном управлении Аэрофлота. Работа по эвакуации НИИ была поручена т. Горелову. Когда Воробьев к нему обратился с просьбой эвакуировать архив Циолковского, то он его обругал и категорично отказал в помощи эвакуации архива.

Выслушав это, я сказала: «Не беспокойтесь, Борис Никитич, мы увезем его вместе с нашим архивом. Пойдите по управлениям и отделам, из этажа на этаж и где увидите пустой ящик, веревку или шпагат, все тащите сюда. Тары и упаковочного материала нам дали очень мало, а большим начальникам наверняка отпустили больше, так что у них могут оказаться излишки».

Борис Никитич так и сделал. Помню, принес он несколько ящиков, повернул один из них несколько раз и говорит: «Вот если бы все были такие добротные. Ни дождь, ни снег ему не помеха. А нам это надо иметь в виду, ведь наступает осень, и ящики могут оказаться под дождем. Пропадет тогда весь наш труд. А Циолковский должен жить века».

Несколько дней мы готовились к эвакуации. Я рекомендовала Борису Никитичу увязывать документацию в небольшие связки. Печатные материалы брать по 1-2 экземпляра, но не больше. Материалы Циолковского мы укладывали в те же ящики, в которые клали и документацию Аэрофлота. А чтобы лучше замаскировать их и сохранить, мы клали материалы Циолковского внутрь ящиков, а снизу и сверху укладывали документацию Аэрофлота. На тех ящиках, где находились материалы Циолковского, Борис Никитич сделал пометку. Об этом знали только он и я.

На всех же ящиках мы крупными буквами написали: «АРХИВ Главного Управления ГВФ». 20 июля 1941 года ящики были погружены на баржу (в Химках), и я с ними поехала к месту назначения — в Казань (11, 12). Так как мы эвакуировались в спешном порядке и я не смогла оформить бронь на квартиру, а Борис Никитич тоже не мог уехать, поскольку мы скрытно увозили архив Циолковского, то, чтобы никто не узнал об этом, мы договорились, что я поеду в Казань одна, а он, после оформления брони на мою и свою квартиры и решения вопроса о своем личном архиве, приедет следом» (13).

Здесь следует особо подчеркнуть, что Борис Никитич, сохраняя архив Циолковского, оставил в Москве свой богатейший архив по авиации и воздухоплаванию, который он собирал в течение не¬скольких лет. Это еще раз свидетельствует о том, какое внимание и заботу он проявил к сбережению материалов Циолковского.

«В Казани, пишет Равинская, нам отвели комнату в помещении музея. Здесь же расположились и все остальные отделы и службы Аэрофлота. Сразу же по прибытии я рассортировала всю документацию так, чтобы с ней можно было работать. Материалы Циолковского я разместила в отдельных ящиках и на них крупно написала: «Циолковский». Через некоторое время в Казань прилетели заместитель начальника Аэрофлота генерал Журавлев и новый начальник НИИ генерал Петров. Они пошли знакомиться с размещением отделов и служб. Зашли они и к нам. Увидев на ящиках надпись «Циолковский», Журавлев обратился к Петрову со словами: «Будем строить дирижабли и посылать их на фронт?!» Я, обиженная за свою нелегкую работу, сказала ему, что у Циолковского есть очень много и других интересных материалов, да и дирижабли строить не лишне было бы, но не для фронта, а для тыла. Страна наша огромная, и они разгрузили бы другие виды транспорта.

Об этом я рассказала Борису Никитичу. А он, чтобы не встречаться с начальством, брал нужные ему дела и уходил работать с ними в здание Казанского Университета» (11, 12). В этот период Борис Никитич выполнял очень нужную работу по извлечению из материалов Циолковского всего наиболее ценного, что могло бы быть реализовано для обороны страны. Вот один из примеров: руководитель одного из конструкторских бюро, ставший впоследствии известным специалистом в области реактивной техники, в своей служебной записке на имя Б.Н. Воробьева 30 октября 1941 г. писал: «Прошу подобрать из архива Циолковского следующие материалы, необходимые для работы: 1. Реактивные двигатели. 2. Компрессоры для реактивных двигателей. 3. Материалы по теории полета ракетоплана» (14).

С аналогичными просьбами и письменно, и устно обращались к нему и другие ученые, конструкторы и инженеры. Эти факты свидетельствуют о той высокой оценке, которую выдающиеся наши специалисты давали трудам Циолковского.

Осенью 1941 г. фашистские орды продолжали рваться к Москве. На полях Подмосковья развернулось одно из самых грандиозных сражений. Все больше и больше прибывало в Казань подразделений Аэрофлота, эвакуированных из Москвы. Для них потребовались помещения, и руководство принимает решение вынести архивные материалы в сарай, где находился склад дров для столовой. Видя, что нет никакой гарантии в сохранности материалов, ибо они, будучи без надзора, могут быть использованы работниками столовой для растопки сырых дров, я начала разыскивать Бориса Никитича. В это время в Казань прилетел начальник Аэрофлота генерал Молоков. Мне сказали, что он будет здесь всего несколько часов. Зная, с каким уважением он относился к Борису Никитичу, я приняла все меры, чтобы его разыскать. В этих необычайно трудных условиях, когда у кабинета начальника Аэрофлота буквально была толпа начальников управлений и отделов, Борис Никитич добился приема. Выслушав его, тов. Молоков приказал эвакуировать архив Циолковского в г. Омск (15).

Во исполнение этого приказа заместитель начальника ГВФ полковник Гарев в служебной записке начальнику грузового движения железнодорожного узла Казань писал:

«На попечении Аэрофлота находится архив знаменитого русского ученого К.Э. Циолковского, переданный Постановлением Правительства. Этот архив необходимо срочно перевезти в г. Омск… Архив будет сопровождать его начальник инженер Б.Н. Воробьев. Прошу предоставить место в соответствующем вагоне эшелона, который будет следовать без перегрузки до г. Омска (16).

В приказе на эвакуацию архива начальнику аэрофлота Омск указывалось: предоставить для архива помещение, обеспечивающее его сохранность и возможность работы с ним, а также помещение для начальника архива.

18 ноября 1941 г. Воробьев и его жена Мария Федоровна выехали в Омск. В крытом вагоне находились: стальной сейф, тридцать ящиков и пять пакетов с документами. Ровно через месяц, 17 декабря, они прибыли к месту назначения (17).

Руководство Омского аэропорта — начальник т. Кригин, его заместитель по политической части т. Ширшов и другие товарищи сделали все возможное для размещения архива и обеспечения Воробьеву надлежащих условий работы над документами (18).

В Омске Борис Никитич так же, как и в Казани, продолжал работать над архивом, и по запросам ученых и конструкторов извлекал из материалов Циолковского все, что в той или иной степени могло быть использовано ими в оборонной работе (13). Отсюда, — говорил мне Борис Никитич, он отправил письмо дочери Циолковского — Любови Константиновне с просьбой написать ему, как обстоят дела в Калуге после освобождения ее нашими войсками, и в каком состоянии находится мемориальный музей.

В начале 1943 г., узнав, что его квартира в Москве подверглась ограблению, Воробьев пишет письма заместителю начальника Аэрофлота тов. Белову и председателю партийной комиссии Главного Управления Аэрофлота тов. Быкову, в которых указывает:

«…в Москве, в моей квартире, которая подверглась ограблению, гибнет мой большой архив материалов и литературы по истории авиации, который я старательно собирал с 1909 года. Жильцы дома и др. лица, как мне пишут, проникают в квартиру, хотя она по документам считается охраняемой, и промышляют в ней топливо. Тяжело и думать, что собранные мною материалы огромной культурной ценности гибнут.

О ценности моего личного архива свидетельствуют такие факты: Отделение Истории Академии Наук ДВАЖДЫ предлагало мне продать это мое собрание, но я вынужден был тогда от этого отказаться. В числе организаций, пользовавшихся материалами моего архива, находится секретариат Отдела печати ЦК ВКП(б), обращавшийся ко мне через Политуправление ГВФ. Вот я и решил просить Вас помочь мне в этой беде… Моей выгоды тут нет. А надобно — необходимо надобно! — спасти эти материалы, ибо с войной мы крайне обеднели в этом отношении, и все, что еще можно, то надобно спасать» (20).

Генерал-полковник Белов, получив письмо Бориса Никитича, организовал наблюдение за его квартирой, о чем он сообщил Воробьеву, и добился разрешения на его выезд в Москву. В феврале 1943 г. Воробьев приехал в Москву. По заданию начальника Политуправления ГВФ с 3 по 5 марта Борис Никитич выезжал в Долгопрудную, где находился Дирижаблестрой (21), а 7 апреля он выехал в Калугу (22) с целью оказания помощи калужским организациям в деле восстановления разгромленного фашистами дома-музея К.Э. Циолковского. 17 апреля 1943 г. он, возвратившись в Москву, написал начальнику НИИ ГВФ обстоятельный отчет о состоянии архива Циолковского и о выполненной им работе в Калуге.

Ознакомившись с отчетом, генерал Петров дал письменное задание Воробьеву о переводе архива Циолковского на летнее время и о предохранении документов от действия сырости. В случае обнаружения выцветания подлинных материалов отобрать таковые и доставить в Москву для восстановления или пересъемки. Отобрать также дубликаты документов и фотоснимков для пополнения дома-музея Циолковского в Калуге (23).

Возвратившись в Омск, Воробьев выполнил предписанные работы и 11 августа на самолете прилетел вторично в Москву.

5 сентября 1944 г. Калужский Городской Комитет Коммунистической партии и Исполком Городского Совета депутатов трудящихся направил Б.Н. Воробьеву специальное письмо-приглашение принять участие в проведении 9 годовщины со дня смерти К.Э. Циолковского (25).

Из представленного нач[альником] НИИ ГВФ отчета видно, какую большую работу выполнил Б.Н. Воробьев в Калуге по увековечению памяти К.Э. Циолковского (26). После доклада начальнику НИИ т. Петрову он получил от него второе письменное задание возвратиться в Омск с целью перевозки архива К.Э. Циолковского в Москву (27).

О пребывании в Омске и о людях, помогавших ему, Борис Никитич всегда вспоминал с благодарностью. Так, в письме, адресованном в конце 1958 г. бывшему заместителю начальника омского аэропорта по политической части т. Ширшову Е.М., он писал: «С глубокой признательностью я вспоминаю ту товарищескую помощь, которую Вы и остальные работники аэропорта оказали нам» (18).

14 октября 1943 г. Б.Н. Воробьев погрузил научный архив К.Э. Циолковского в крытый вагон и отправился обратно в Москву.

27 октября он прибыл в Москву, доставив в полной сохранности драгоценное наследие Константина Эдуардовича Циолковского (28).

Изучив материалы, оставленные мне по завещанию Борисом Никитичем, проанализировав содержание моих бесед с Борисом Никитичем, Р.И. Равинской и др. товарищами, причастными к рассматриваемому вопросу, я считаю необходимым подчеркнуть следующие весьма важные обстоятельства:

Из сказанного мною видно, что о научном наследии К.Э. Циолковского в первую очередь позаботились наша славная Коммунистическая партия и Советское правительство. Бесценный дар творений Константина Эдуардовича в основном собрал и сохранил Борис Никитич Воробьев, совершив поистине великий подвиг. В этой ему во многом помогла его супруга, Мария Федоровна.

Заботливо отнеслись к сбережению бессмертных трудов пионера звездных дорог начальник ГВФ генерал т. Молоков, его помощник — начальник НИИ ГВФ генерал т. Петров, начальник Омского аэропорта т. Кригин и его заместитель по политчасти т. Ширшов. Во многом помогли Воробьеву сотрудники архива ГВФ Равинская Р.И. и Тартаковская И.Я., председатель партийной комиссии ГВФ т. Белов и многие другие наши соотечественники.

Это свидетельствует о том, что даже в тяжелые годы Великой Отечественной войны советские люди весьма бережно относились к трудам Константина Эдуардовича Циолковского.

В 1948 г. Постановлением Совета Министров СССР все научное наследие К.Э. Циолковского было передано из Аэрофлота в Академию Наук СССР. В акте приемки, утвержденном Президиумом Академии Наук, было особо указано: «Учитывая особую важность для науки архива К.Э. Циолковского и проведенную Б.Н. Воробьевым на протяжении ряда лет большую работу по собиранию, сохранению и разработке этого архива, согласиться с оценкой этой работы, сделанной академиком Б.Н. Юрьевым и выразить Б.Н. Воробьеву благодарность». Тем же Постановлением при Отделении Технических Наук была образована специальная комиссия для подготовки к изданию научного наследия К.Э. Циолковского, в число членов которой был включен и назначен ученым секретарем ее Б.К. Воробьев.

Борисом Никитичем Воробьевым были подготовлены и изданы четыре тома собраний сочинений К.Э. Циолковского, в подготовке которых непосредственное участие принимали видные ученые нашей страны, члены комиссии по разработке научного наследия К.Э. Циолковского: академики Б.Н. Юрьев, А.А. Благонравов, А.И. Опарин, В.Г. Фесенков, доктора физико-математических наук А.А. Космодемьянский, Д.Я. Мартынов, доктора технических наук М.К. Тихонравов, В.А. Семенов, док¬тор медицинских наук К.К. Платонов, кандидат технических наук А.С. Федоров.

Источники и литература

1. «Правда» от 17 сентября 1935 г., № 257.
2. «Правда» от 20 сентября 1935 г., № 260.
2а. «Правда» от 21 сентября 1935 г., № 261.
3. Приказ по Главному Управлению Гражданского Воздушного Флота (ГУГВФ).
4. Приказ по ГУГВФ № 187 от 29 июля 1937 г.
5. Приказ по ГУГВФ № 220 от 1 сентября 1937 г.
6. Справка Б.Н. Воробьева от 6 июля 1944 г. об исполнении Постановления Правительства от 20 сентября 1935 г. об увековечении памяти К.Э. Циолковского.
7. Докладная записка Б.Н. Воробьева от 10 июля 1944 г. начальнику ГУГВФ.
8. Сборник К.Э. Циолковский. М., 1039.
9. Б.Н. Воробьев. К.Э. Циолковский и Советская власть. В сб.: К.Э, Циолковский. М., 1939, стр. 95-116.
10. Б.Н. Воробьев. К. Циолковский. М., 1940.
11. Письма Р.И. Равинской Б.Н. Воробьеву от 21 июня 1960 г., 23 декабря 1962 г., 5 июня 1963 г. и др.
12. Письма Р.И. Равинской Н.А. Варварову от 5 – 12 ноября 1966 г., 10 января 1967 г.
13. Служебная переписка о перебазировании архива К.Э. Циолковского из Москвы в Казань (24 июля – 16 ноября 1941 г.).
14. Служебная записка М.М. Бондарюка Б.Н. Воробьеву от 30 октября 1941 г.
15. Приказ по ГУГВФ № 10 от 30 сентября 1941 г.
16. Служебная записка зам. нач. ГУГВФ начальнику грузового движения ж.д.ст. Казань и служебные записки Воробьева в Моботдел ГУГВФ и начальнику Омского аэропорта ГВФ.
17. Накладная от 17 ноября 1941 г. № 621752 а получение крытого вагона № 328217 для перевозки архива К.Э. Циолковского из Казани в омск.
18. Письмо Б.Н. Воробьева зам.нач. политотдела Северного территориального управления ГВФ Е.М. Ширшову (не ранее 1963 г.).
19. Докладная записка Б.Н. Воробьева нач. НИИ ГВФ о состоянии на 1 апреля 1943 г. работ по подготовке к изданию трудов К.Э. Циолковского.
20. Письма Б.Н. Воробьева: зам. Нач. ГУГВФ генерал-полковнику Белову от 2 января 1943 г., председателю партийной комиссии ГУГВФ тов. А.П. Быкову от 2 января 1943 г.
21. Препроводительная Политуправления ГВФ и пропуск Б.Н. Воробьеву для въезда в г. Долгопрудный № 091796 от 28 апреля 1943 г.
22. Пропуск Б.Н. Воробьеву для въезда в г. Калугу № 061510 от 6 апреля 1943 г.
23. Задание нач. НИИ ГВФ по командировке в г. Омск начальника архива Циолковского Б.Н. Воробьева.
24. Пропуск № 1610 на разрешение Б.Н. Воробьеву въезда в г. Москву, грузовая квитанция № 589281 от 11 августа 1943 г. на перевозку документов архива Циолковского.
25. Приглашение Калужского Городского Комитета ВКП(б) и Исполкома Городского Совета депутатов трудящихся Б.Н. Воробьеву для прибытия в г. Калугу на проведение 9-й годовщины со дня смерти К.Э. Циолковского от 5 сентября 1944 г., выписка из приказа нач. НИИ ГВФ о командировании Б.Н. Воробьева в г. Калугу.
26. Отчет Б.Н. Воробьева нач. НИИ ГВФ т. Петрову по командировке в г. Калугу от 25 сентября 1944 г.
27. Задание нач. НИИ ГВФ Б.Н. Воробьеву на реэвакуацию архива К.Э, Циолковского из Омска в Москву от 17 сентября 1943 г., письмо нач. Омского аэропорта об оказании помощи Воробьеву от 25 сентября 1943 г.
28. Копия дорожной ведомости № 20433 на перевозку архива К.Э, Циолковского из Омска в Москву.
29. Постановление Совета Министров СССР от 23 апреля 1948 г. о передаче научного архива К.Э. Циолковского из Аэрофлота в Академию Наук СССР.