«Первый период жизни отца в Калуге был очень тяжелым как в материальном, так и в моральном отношении, — писала Любовь Константиновна. — На получаемые отцом деньги мы могли купить в достаточном количестве только картошку и хлеб. Кроме того, и плата за новую квартиру, куда перебрались после смерти маленького Леонтия, оказалась значительно выше. На этой квартире Циолковского снова посетил Голубицкий. «Где тут капитан Немо?» – услышала я однажды голос в передней. Я выбежала на голос и увидела перед собой маститого старика. Я провела его к отцу. Голубицкий очень интересовался папиными опытами по сопротивлению воздуха, его самодельными приборами и аэродинамической трубой, тоже сконструированной им самим. Долго они беседовали о разных научных вопросах. После этого посещения в газете «Калужский вестник» появилась статья Голубицкого под заглавием «О нашем пророке».
Вот отрывок из этой статьи, касающийся встречи в Калуге: «Недавно я был в Калуге и провел весь вечер у Циолковского. Циолковский мне показал новые простые приборы, которые позволяют определить зависимость сопротивления воздуха от формы аэростата…
Я ушел от Циолковского с тяжелыми думами. С одной стороны, я думал: теперь 19-й век, век великих изобретений и открытий, переходная ступень , как пророчил Столетов, от века электричества к веку эфира, а, с другой стороны, отсутствие всякой возможности для бедного труженика познакомить со своими работами тех лиц, которые могли бы интересоваться ими. Пройдут годы, лишения создадут чахотку, от которой умрет Циолковский, и за смертью его, быть может, пройдут сотни лет, кто знает, покуда опять народится самоотверженный изобретатель, который своими работами приблизит тот момент, когда люди будут мчаться по воздушному океану, как теперь они несутся по земной поверхности… Циолковский, конечно, не разрешит свою задачу вполне, но очень может быть, что его работы, его выводы составляют неизбежную ступень в той лестнице, по которой человечество поднимается к эксплуатации воздушного океана. Во всяком случае, Циолковский горячо и самоотверженно любит область своих исследований, его выводы научны и многоценны, а потому во что бы то ни стало, покуда работает его мозг, ему надо предоставить возможность работать.
В чем же дело? В недостатке денег! Я обращаюсь к вам, глубокоуважаемые профессора и титаны русской науки, окажите вашу могучую поддержку бедному труженику, так сказать, вашему чернорабочему. Укажите ему на его промахи, помогите ему вашими советами. Эта просьба, я глубоко убежден, будет удовлетворена. Обращаюсь к вам, людям, чуждым науки, и заявляю, что компетентные люди признали большое научное значение работ Циолковского, и потому помогите ему. Разве не могут, например, калужане, обязанные поддержать Циолковского как своего согражданина, уделять при игре в карты некоторую часть выигрыша в пользу работ Циолковского!
Должен заметить, что Циолковский не ищет новое личное обогащение, ему лишь бы хотелось сделать личный вклад в те сокровища знаний, сумма которых приведет человечество к обладанию воздушными океанами. Пусть не покажутся странными мои воззрения в пользу изобретателя Циолковского. Уже неоднократно высказано, что в России нет условий, благоприятных для изобретателя. Прожив почти два года в Париже, я могу засвидетельствовать, что там всякий дельный изобретатель легко найдет поддержку капиталистов, которые помогут осуществить ему его задачи. У нас же русского изобретателя при жизни терзают всякие лишения, а после смерти его часто не на что похоронить.
Циолковский мне говорил: «Я готов на всякие унижения, лишь бы мне представилась возможность работать в развитии моих идей и на пользу их осуществления, и потому пишите обо мне, что хотите. Меня нисколько не страшит критика моих работ, но меня страшит мое полное одиночество, замалчивание и мое бессилие».
Увы, отзыва на эту статью, как ожидал Голубицкий, не последовало. Тем не менее, именно в Калуге у Циолковского образовался небольшой круг единомышленников.
