Старший сын Циолковских, Игнатий, родился 2 августа 1883 года в Боровске, был он вторым ребенком в семье.  Исключительно умный и способный мальчик отлично учился в Боровском уездном училище, а затем в Калужской гимназии.  «Настал черед учиться и братьям, — писала Любовь Константиновна. – Переходили они из класса в класс почти всегда с похвальными листами… Игнатия в гимназии за способности к математике прозвали Архимедом». Константин Эдуардович, по словам старшей дочери, предполагал, что по окончании университета сын будет глубоко заниматься проблемами физики и математики.

В черновых набросках своих воспоминаний Любовь Константиновна с глубокой нежностью рассказывала об этом незаурядном человеке, о том, как еще гимназистом он старался облегчить тяжелое положение семьи: «С 6-го класса он стал давать уроки. Жизнь в чужих семьях (на лето) была, очевидно,  для него очень тяжела. Особенно мне въелось в память его настроение во время жизни в военной семье – он плакал от оскорблений. Мы уговорили его отказаться от урока. Жил он однажды на уроке около Воротынска у помещика, В окрестностях Воротынска было очень много волков – по временам они страшно выли, нагоняя на всех панику.  Игнатий любил рисковать и отправлялся в это время гулять. Но в иных случаях он был страшно беспомощен.

Но велика была его потребность в знании: Игнатий читал очень много и без конца размышлял. Его особенно интересовало начало и причина всего существующего. Я эту мысль отбросила, как бесполезную при современном состоянии человеческого знания, а он продолжал рыться в бесчисленном количестве книг и читал, читал без конца…». Учитывая, что отцу трудно содержать… большую семью, Игнатию предложили жить в пансионе на казенный счет. Он согласился, но жизнь в общежитии тяготила его. К своим товарищам по гимназии он не питал симпатии, что было немудрено, если принять во внимание, что в пансионе жили дети привилегированных – избалованные и черствые…».

Работая почти все каникулы репетитором, Игнатий копил деньги на учебу в университете. Летом 1902 года, с отличием окончив гимназию, 19-летний юноша уехал в Москву, поступил в университет. Сначала студенческая жизнь ему нравилась. Сестре Любе, работавшей тогда сельской учительницей, он писал, что ходит в театры, с восторгом слушал Шаляпина. Потом сообщал, что собирается перевестись с физико-математического факультета на медицинский.  Увы…

…Из донесения пристава 2-го участка Пречистенской части Московской городской полиции от 2 декабря 1902 года: «… проживавший в доме Полетаевой №11 по Собачьей площадке… студент  Московского университета, физико-математического факультета, естественного отделения… Игнатий Константинович Циолковский, имевший 19 лет от роду, сего 2 декабря умер, отравившись у себя на квартире цианистым калием».

Циолковские узнали о постигшем их горе из трагической телеграммы, пришедшей из Москвы. Выехавший на похороны Константин Эдуардович узнал от товарищей сына, что последние дни Игнатий не посещал университет, был грустным и задумчивым. Отцу  была передана записка сына и почти вся сумма денег, привезенная им из Калуги. «Однажды я не получала долго писем из дома, — вспоминала Любовь Константиновна. —  Вдруг приехали  младшие братья и сообщили, что Игнатий заболел, и родители зовут меня домой.  Быстро собралась и поехала с ними. Дорогой они сказали, что брат умер… Было это до Рождественских каникул. Я вспомнила, что обещала своим ученикам устроить елку, поэтому накупила в Калуге все необходимое, а елку срубили ребята. Школа веселилась и радовалась, а я еле сдерживала слезы…». А деньги, привезенные из Москвы,  Константин Эдуардович передал  Любе  для продолжения учебы на высших женских курсах, куда она стремилась. Случилось это горе вскоре после переезда Циолковских на Лебедянцевскую улицу, в дом извозчика Бреева. Одна из его учениц через много лет рассказала сотрудникам музея: «Однажды нам стало известно, что в Москве покончил самоубийством сын Константина Эдуардовича Игнатий. Несчастный отец уехал на похороны. Глубоко сочувствуя его горю, мы решили, что завтра не будет урока физики. На другой день мы вяло вошли в класс, но не успели сесть за парты, как вбежала одна из девочек и с расширенными от  испуга глазами объявила: «Константин Эдуардович вернулся!». И тут же мы увидели его, входящим в класс. Против обыкновения, не обращая на нас внимания, он медленно подошел к учительскому столу, положил книги и, продолжая смотреть прямо перед собой, направился к столу, зацепив за ножку стула. Отвернувшись от класса, он снял очки и начал вытирать их платком. Класс замер. Было страшно представить, какое у него сейчас лицо. Тишина в классе была удручающая. Константин Эдуардович подошел к доске и, стоя спиной к классу, начал рассказывать о каком-то приборе, чертя его на доске мелом. Первый раз на уроке физики я не слушала объяснений…  Впоследствии выяснилось, что он не мог остаться на похоронах сына. Увидев его мертвым в гробу, он в тот же вечер выехал в Калугу, и как мужественный человек, пересилив горе, приступил к своим занятиям».

Позднее ученый написал: «В 1902 году…  последовал новый удар судьбы: трагическая смерть сына Игнатия. Опять наступило страшно грустное, тяжелое время. С самого утра, как только проснешься, уже чувствуешь пустоту и ужас. Только через десяток лет это чувство притупилось. Горе это и соответствующая ощущению мысль об отчаявшихся безнадежно людях, потерявших почву  и желание жить (как сын), заставило меня написать «Этику»… Это несчастье смягчило сердце, укротило хоть немного характер, направило меня к небу, к будущему, к бесконечности, может быть спасло меня от множества преступлений.  Если бы не это горе – я не написал бы свою «Этику». Гибель одного спасла многих. И не думаю, чтобы она была бесплодной».