На 17 октября 1932 года было назначено торжественное заседание в Москве. Циолковский категорически заявил, что в Москву он не поедет: «Как же я, глухой, старый, больной, поеду в Москву!». Но уже через неделю Циолковский все-таки решается на поездку. Калужская делегация, сопровождавшая ученого, состояла из четырех человек. «Перед самым выездом я приехал на легковой машине к дому Циолковского, — вспоминал С.И. Самойлович, — Надо было взять подушку и слуховую трубу, но так, чтобы это не было известно Циолковскому. Я знал, что Константин Эдуардович терпеть не мог сборов, приготовлений и обслуживаний: может закапризничать и не поедет. Для себя я взял маленькую подушечку, а для Константина Эдуардовича попросил у Любови Константиновны его подушку по размерам слуховой трубы. Любовь Константиновна пришла в ужас» Что вы хотите сделать?! Отец рассердится и не поедет…». «Можете не беспокоиться. Я все беру на себя», — ответил я. Любовь Константиновна вынесла подушку в наволочке с инициалами Константина Эдуардовича. Слуховую трубу я завернул в подушку, чтобы он не видел ее, крепко связал и жду. Константин Эдуардович медленно спустился по лестнице, подошел ко мне и, ткнув пальцем в подушку, сурово спросил: «А это что? Для чего она?». «Я всегда езжу с подушкой. Такая привычка у меня», — спокойно отвечаю.
Циолковский улыбнулся. Сели в автомашину и укатили на вокзал. Вошли в вагон. Шел первый час ночи. Надо было укладываться на ночлег. И я стал готовиться. Циолковский сидел в задумчивости. «Как же теперь развернуть подушку, чтобы Константин Эдуардович не увидел слуховую трубу?», — думая я, осторожно развертывая подушку. Наблюдаю за Циолковским, а Циолковский – за мной. Но все уладилось хорошо. Подушку я развернул и незаметно забросил слуховую трубу наверх, на третью полку. Константин Эдуардович не заметил трубы, но увидел, что у меня две подушки. «А у вас-то две подушки, я вижу. Не дадите ли мне вот ту маленькую подушечку. Все же хорошо, когда под головой что-то мягкое лежит». «Маленькую подушечку не дам, а вот большую предложу с удовольствием. Я привык ездить с маленькой подушечкой». Константин Эдуардович отказывается взять большую подушку. «Почему же вы не хотите взять большую подушку? Ведь это ваша подушка! Вот смотрите, даже ваши инициалы…». «Ах, вот вы какой! Даже подушку для меня взяли!», – и расхохотался по-детски».
В Москву приехали в 6 утра. На Киевском вокзале ученого встречал представитель ЦК Осоавиахима (добровольной оборонной организации – предшественницы ДОСААФ) Ф.Н. Ильин. Все уселись в автомобиль и поехали в гостиницу «Метрополь». Циолковскому отвели просторный номер, а Самойловича попросили никого не принимать, чтобы не беспокоить старого ученого перед торжественным заседанием. Как только об этом узнал Константин Эдуардович, он заволновался: «Кто же здесь хозяин? Не кукла, хотя бы и ученая, чтобы сидеть без дела и общения с людьми… Я приехал в Москву, чтобы побеседовать с инженерами о моих проектах дирижабля и ракетоплана. Я прошу вас, Сергей Иванович, никого не задерживать и прямо проводить ко мне».
Гостей было много. Одни хотели просто побеседовать с ученым, другие – выяснить ряд вопросов технического порядка по его проектам. Циолковский оживленно беседовал, но видно было, что чем-то недоволен: он все время прикладывал к уху ладонь и переспрашивал. Дальше рассказывал Самойлович: «Не все слышит», — подумал я и, спрятав за спину слуховую трубу, вышел к нему. «А не хотите ли вы, Константин Эдуардович, слуховую трубу?». Трудно передать словами то чувство радости, которое овладело им: выражение его лица резко изменилось, он воспрянул духом и по-детски захлопал в ладоши: «Браво! Вот я и с трубой. Будем разговаривать!.. Ну что я без трубы?»
В дни, проведенные в Москве, состоялась встреча ученого с руководством Осоавиахима. Ведь именно при этой организации работал знаменитый ГИРД – группа изучения реактивного движения, послужившая основой для созданного позднее реактивного научно-исследовательского института. Это подтвердили воспоминания, полученные от бывшего сотрудника Осоавиахима В.В. Подгорного: «Примерно в 11 часов утра управляющий делами Осоавиахима собрал сотрудников и попросил подготовиться к встрече К.Э. Циолковского… Ко времени приезда Циолковского прибыли и представители ГИРДа – Ф.А. Цандер и С.П. Королев. Цандер, как всегда, был одет в своем неизменном кожаном реглане, уже сильно поношенном. Он был худым и немного сутуловатым. Королев был в своей неизменной кожаной куртке со светлым, молодо-проницательным взглядом…
Циолковский подъехал на машине. Из машины вышел он один. Был одет в темно-серое демисезонное пальто, которое не блистало новизной. Роста он был примерно среднего.
Беседа продолжалась примерно часа два. За это время я съездил в Наркомат Обороны и привез две кипы типографской бумаги для Циолковского. Эту бумагу мы отправили позже посылкой в Калугу в адрес ученого».
В связи с юбилеем ученого, Калужская юбилейная комиссия подготовила сборник «Константин Эдуардович Циолковский. 1857-1932. К 75-летию со дня рождения», сборник, мгновенно ставший библиографической редкостью. «Нам очень хотелось успеть выпустить сборник к торжественному заседанию, посвященному чествованию ученого в связи с 75-летием со дня его рождения, рассказывал один из калужских журналистов. — Многие московские издательства, которые я обошел, отказались брать на себя выпуск книги в такой короткий срок. Мне повезло: в государственном авиатракторном издательстве сочувственно отнеслись к нашему стремлению выпустить юбилейный сборник, но поставили условие, чтобы тираж был отпечатан в Калужской типографии. Мы согласились, хотя еще не знали, как к этому отнесутся калужане. Опасения были напрасны – полиграфисты в рекордный срок набрали и отпечатали сборник. Накануне заседания в Москве, проследив за тем, чтобы пачки с еще пахнувшими типографской краской книгами были погружены в багажный вагон, я с тем же поездом уехал в столицу. Свежий экземпляр сборника мне пришлось вручить Константину Эдуардовичу уже в Москве, в его номере гостиницы «Метрополь». Взяв книгу, Константин Эдуардович улыбнулся и поблагодарил: «Молодцы! Быстро сделали!». Мы эту похвалу оценили, как признание не только нашего труда, но и труда калужских полиграфистов».
Юбилейное заседание состоялось в Колонном зале Дома союзов. Колонный зал был переполнен. После докладов профессоров Н.А. Рынина и А.Г. Воробьева о жизни и научных достижениях Циолковского начались приветствия. Представителей правительственных учреждений сменяли делегаты общественных организаций, заводов, студенчества. Когда же председатель собрания сообщил о решении правительства наградить ученого за его научные достижения орденом Трудового Красного Знамени, весь зал встал, и овация продолжалась несколько минут.
26 ноября снова надо было ехать в Москву на вручение ордена. Опять остановились в гостинице «Метрополь». После отдыха Константин Эдуардович поехал на автомашине осматривать достопримечательности столицы. А 27 ноября, в Кремле, принимая орден под №181, Циолковский сказал: «Я могу отблагодарить правительство за высокую награду только своими трудами. Благодарность словами не имеет никакого смысла!».
